О необходимости миграционной политики в России

В Сибири есть такая шутка: «Все говорят, что нас захватят китайцы. Этого не будет — им таджики не позволят». Настолько широко в России сегодня распространилась миграция из Средней Азии. И пока власти — от муниципального до федерального уровня — спорят, что с этим делать: приветствовать, ограничивать или организовывать, — эксперты по миграционным процессам из научной среды все настойчивее говорят, что вопрос нужно ставить по-другому. Необходимо выделить приоритеты: а зачем вообще стране нужны мигранты и сколько их нужно? Потом закрепить эти приоритеты на законодательном уровне, а после этого прописать решения задачи — способы адаптации трудовых мигрантов и глубокой интеграции в общество новых граждан страны.

Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать…

Северо-восточное Подмосковье. Королев, колыбель космонавтки. Местные до сих пор уверены, что на Байконур Гагарин выезжал отсюда. Выходя из подъезда, я обычно приветливо киваю консьержке. Я случайно знаю, что ее зовут Рухшона, она снимает квартиру на седьмом этаже, работает не только консьержем, но и уборщицей, а два ее племянника помогают ей мести двор и вывозить мусор контейнерами на общую мусорку за «Магнитом». Обычно я просто приветливо киваю Рухшоне, но в эти выходные я специально посмотрел в интернете традиционное пожелание на Ураза-байрам, и, смущаясь, произношу: «Ид мубарак». Она испуганно смотрит на меня.

В «Магните» рядом с домом недавно на кассе появилась новая продавщица — девушка по имени не то Алина, не то Амина (плохо видно на бейдже). У нее широкое лунообразное лицо, затянутое в серый хиджаб. Как-то я неудачно пошутил, назвав ее «девушка-шахид», и она неделю очень сухо со мной рассчитывалась. Я перепугался и всю неделю каждый раз на прощание обязательно говорил: «Рахмат» («Спасибо»). Зачем я это делаю — я не знаю. Оправдываюсь, что это обычная вежливость и правильный мультикультурализм.

В поликлинике на плановом осмотре у уролога, вспомнив слова моего старшего приятеля «Простатит не за горами», я спрашиваю про профилактику молодого узбекского парня — очень интеллигентного вида, в строгом костюме под халат. Белый халат, а не традиционный цветастый узбекский чапан. Он выписывает мне направление на анализы крови, а на вопрос, не попить ли какие-то широко рекламируемые по ТВ таблетки, отвечает: «Зачем деньги тратить. Вы ешьте тыквенные семечки. Там то же самое вещество, что в таблетках».

Мы все к ним привыкли. Они везде. Это тихие, трудолюбивые и вежливые люди. И к тому времени, когда у правительства страны возникла мысль, что если не можешь препятствовать процессу, то нужно его возглавить, глубокая стихийная интеграция жителей Средней Азии в структуру общества и экономики России стала свершившимся фактом.

Позднее зажигание властей России удивительно. Все предпосылки к этой огромной волне миграции были очевидны хотя бы потому, что в мире уже существуют глобальные прецеденты. Индусы и пакистанцы, приехавшие из бывших колоний Великобритании, еще в 1960-е стали настолько массовым явлением, что породили первую волну скинхедов — изначально детям рабочих кварталов было плевать на расовую чистоту, они возмущались, что «паки» отбирают работу у их отцов и занимают целые районы этническими анклавами. Миграция арабов во Францию — следствие колониальной политики этой страны в Северной Африке, где жители владеют французским языком на уровне родного, что ускоряло их адаптацию в культурной и богатой Франции. Германия еще во времена Габсбургов увлеченно воевала с империей Османской, от этих империй уже ничего не осталось, зато на территории Германии остались многочисленные янычары, наследники которых по программе воссоединения семей до сих пор натурализуются в Дойчлянде.

Механизм во всех случаях сходный: после войн и колонизации, которые являются мощным фактором взаимопроникновения культур, «проигравшие» страны начинали «мстить» «захватчикам», приезжая «на ПМЖ». Это вопрос не справедливости, а поиска лучшей жизни. После распада СССР граждане новых республик, получившие государственный суверенитет и независимость, пошли по тому же пути.

«Сейчас выросло поколение, не знающее русского языка, там закрываются русскоязычные школы. Уровень национализма и русофобии в этих странах незначительный, но в образовании уже появляются идеи, что семьдесят лет они были колонизированы Россией и, если бы не это, они были бы процветающими странами, — комментирует главный научный сотрудник Института демографических исследований ФНИСЦ РАН Виктория Леденева. — С другой стороны, как говорят наши соседи из других стран, “вы радуйтесь, что к вам едут мигранты, это показатель развитой экономики страны”».

Go North! Долгий путь мигранта

Собственно трудовая миграция началась только в начале 2000-х. В 1990-е миграция из бывших союзных республик шла по программе переселения соотечественников, которых стали открыто оттуда выживать. К началу нынешнего века этот ручеек, который, казалось, должен был иссякнуть, вдруг становится полноводной рекой. Экономический рост России, хорошо заметный по росту благосостояния, составлял такой наглядный контраст с положением среднего класса в странах СНГ, что по уже описанному выше механизму «рыба стала искать, где глубже». Первые трудовые мигранты вспомнили, что они «рождены в СССР», и освоили переезд по упомянутой программе возвращения соотечественников.

Но тогда это были люди, «отягощенные» советским высшим образованием, с прекрасным знанием культуры и языка, квалифицированные специалисты: обанкротился завод, негде стало работать, поехали в Россию. Системы организованного набора иностранных рабочих еще не существовало, и они осваивали любую доступную работу. Типичный монолог на АЗС в те годы был такой: «Я там был инженером на заводе, но здесь на автозаправке в разы больше получаю». Уже тогда ехали по двум основным причинам — постоянная работа для себя и хорошее образование для детей.

Государство отреагировало в 2002 году, когда был принят Закон о правовом положении иностранных граждан в России — он работает до сих пор и является одним из базовых в миграционном законодательстве. Чуть позже трудовая миграция стала массовой: гастарбайтеры заняли ниши низкоквалифицированного труда, считавшиеся у местных малопрестижными. Но даже в очевидно изменившихся условиях миграционная политика оставалась хаотичной. В 2016 году расформировали Федеральную миграционную службу, а ее функции передали ГУ по вопросам миграции при МВД. Многие специалисты считают, что это была ошибка. ФМС охватывала все сферы миграционных проблем, в то время как МВД занимается преимущественно вопросами учета и контроля, проводит депортации, то есть выполняет полицейские функции, далекие от вопросов адаптации и интеграции мигрантов.

Очевидно, что тогда не приняли в расчет главное: характер трудовой миграции изменился кардинально. Если первые трудовые мигранты из Средней Азии были типичными «вахтовиками»: приехал, отработал сезон, заработал и вернулся домой, — то с 2010-х годов гастарбайтеры уже ехали с прицелом получить гражданство РФ. В многонациональной стране против этого никто особенно не возражал, но задачи управлять потоком жизнь ставила уже другие. Если «вахтовикам» было достаточно немного знать русский язык и вести себя прилично с учетом культуры другой страны, то потенциальных новых граждан необходимо было глубоко и системно интегрировать в общество. В функции учета и контроля это никак не входило. Государство оказалось не готово на законодательном и практическом уровне вводить программы ассимиляции нового населения.

По следам «первопроходцев» ринулись их семьи, родственники, друзья и знакомые — ехали целыми аулами. Сегодня основной поток трудовых мигрантов идет из четырех стран (по убывающей): Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана и Казахстана. По статистике МВД, в доковидные 2017‒2019 годы количество постановок на миграционный учет выросло с 17 до 19 млн иностранных граждан — это всех, включая туристов, студентов и беженцев. Большая часть из Средней Азии: из Узбекистана — 4,8 млн, из Таджикистана — 2,8 млн человек. Из этого общего числа в 2019 году целью приезда указали работу 5,8 млн человек, но это не учитывая тех, кто не указал такой цели и работает нелегально.

Еще порядка двух миллионов приехало из Кыргызстана — сколько из них на работу, сказать трудно, так как Кыргызстан входит в ЕАЭС и для устройства на работу гражданам этой страны не нужно получать трудовой патент, достаточно трудового договора (то же касается трудовой миграции из Казахстана).

Трудовым мигрантам из безвизовых стран, в число которых входят Таджикистан и Узбекистан, необходимо получить патент, а для этого в графе «Цель прибытия в страну» указать: «работа». Если человек пишет, что прибыл для учебы или туризма, патент ему не выдадут. Но значительная часть въехавших работает нелегально, то есть трудовая миграция более массовая, чем указано в миграционных картах.

Во время пандемии, в 2020 году, количество фактов постановки на миграционный учет упало до 9,8 млн. А в послековидный период и до сих пор идет постоянный рост: в 2021 году приехало 13,3 млн, в 2022-м — 16,8 млн иностранных граждан. В прошлом году легально на работу приехало 3,5 млн человек. Руководитель ГУ по вопросам миграции МВД РФ Валентина Казакова упоминала цифру еще в 2,5‒3 млн нелегально работающих мигрантов. После принятия на работу иностранного гражданина работодатель в течение трех суток должен сообщить об этом в территориальные ведомства, подотчетные Минтруда и МВД. Но это делают не все, чтобы не платить за них налоги или недоплачивать зарплату.

В прошлом году новым гражданам страны было выдано 738 тыс. российских паспортов — это самое большое количество с 1996 года, когда был поток беженцев из бывших советских республик.

«С маленькой помощью моих друзей»

Думать, что, попадая в Россию, новые трудовые резервы остаются совсем беззащитными, наивно. Их ждут множество организаций-«прокладок», как официальных, так и из теневого сектора бюрократических услуг. Во-первых, благодаря родственным и дружеским, так сказать горизонтальным, связям внутри своего сообщества сегодня трудовые мигранты едут вслед за кем-то. Попадая в Россию, они приходят в сложившиеся анклавы, в конкретные районы, по заранее условленному адресу. Они общаются в своих закрытых чатах, внутри диаспоры есть свои платные услуги — как найти работу, как устроить ребенка в детсад, получить регистрацию, нанять «своего» адвоката, решить любую проблему. Все это находится в серой зоне закона.

Но это больше касается нелегалов. Для обычных трудовых мигрантов в нашей стране сегодня существует мощная, прекрасно отлаженная система рекрутинга, которая и не снилась анемичной и ненавязчивой практике отечественных центров занятости населения. Существуют так называемые организационные наборы, которые используются в основном крупными застройщиками. По соглашению с правительствами Таджикистана и Узбекистана через Агентство трудовой миграции с представительством в Москве они посылают заявки на укомплектованные бригады, в которых заранее оговаривается общее число рабочих, их специальности и даже уровень квалификации.

Для решения практически любых вопросов, связанных с официальной миграцией, в Москве создан Многофункциональный миграционный центр — здесь можно получить или продлить патент, подать заявку на РВП, ВНЖ, гражданство РФ, а также сразу пройти обязательные процедуры — медосвидетельствование, фотографирование и дактилоскопическую регистрацию.

Кроме того, существуют общественные организации, консультативно поддерживающие мигрантов. Например, организация «Росмигрант» — в Москве она существует при Московском муфтияте, а вообще имеет разветвленную сеть в 25 регионах. Руководитель центра Хуснидин Абдулкасимов с гордостью говорит, что к ним в центр обращаются, еще только собираясь в Россию, узнавая телефон от уже переехавших знакомых. В CRM-базе организации фиксируется порядка 400 обращений в месяц.

Сначала приехавшие получают годовой патент, подразумевая, что после восьми-десяти месяцев «вахты» они уедут домой, в отпуск. «Вахтовиками по патенту» они живут три-пять лет, копят деньги на собственное жилье или открытие бизнеса, потом улучшают свой миграционный статус, сначала получая РВП (дает право три года находиться на территории России), потом оформляют бессрочный ВНЖ, уже подразумевая, что будут получать гражданство РФ.

«Есть общая процедура получения гражданства — после РВП и ВНЖ, это до восьми лет, когда люди успевают полностью акклиматизироваться, — комментирует социолог Виктория Леденева. — Сейчас для многих категорий ввели упрощенный порядок — если у родителей или супругов российское гражданство, если закончил здесь учебное заведение. И они умудряются получать гражданство в течение года, даже без знания языка. Как — загадка. С 2017 года введено правило, что при получении российского паспорта новый гражданин должен принести присягу. Чиновники пришли посмотреть, как это происходит: из 16 человек прочитать присягу по бумажке смогли только двое. Остальные по-русски вообще не говорили. Знаете, как они называют гражданство? “Защита от полиции”!»

Не все, кто оформляет РВП, изначально претендуют на гражданство. Но РВП, в отличие от патента, дает право открыть свой бизнес. Продление разрешения — штука хлопотная. Оно выделяется по квоте, квота разная для регионов: в Москве в год их количество составляет три-четыре тысячи. Половина квоты уходит студентам-очникам, 30% квоты РВП получают те, у кого уже есть близкие родственники — граждане РФ. Для простого работяги продление РВП не гарантировано, поэтому надежнее получить один раз ВНЖ, а потом и вовсе стать гражданином РФ для полной «защиты от полиции».

Еще один аргумент в пользу статуса постоянного резидента — оптимизация расходов, а не любовь к новой родине. Жизнь «по патенту» неоправданно расходная: его получение стоит 20‒30 тыс. рублей, плюс расходы на оформление, плюс ежемесячный авансовый платеж-продление — это пять-семь тысяч рублей. Терять «сотку» в год никому не нравится.

Стокгольмский синдром Котельников

Так или иначе, милые, вежливые и трудолюбивые люди, собранные в большом количестве в одном месте, постепенно стали превращаться для окружающих автохтонов в проблему. В Москве и области зонами концентрации мигрантов стали рынки «Фуд-сити» на юго-западе и «Садовод» на юго-востоке. Анклавы появились в Капотне, Котельниках, Люблино, на Мосрентгене.

Повышают ли они общий криминогенный фон? На этот счет как всегда есть две точки зрения. Сторонники свободной миграции утверждают, что негативный резонанс создают СМИ: «Конечно, вам, журналистам, интереснее писать, как они кого-то избили, чем про то, что они вам жилье строят», — сказал мне один из владельцев небольшой строительной фирмы. С другой стороны, объективная статистика в лице замгенпрокурора Анатолия Разинкина свидетельствует: по итогам 2022 года во всех регионах страны, кроме Северо-Западного, отмечается рост уровня преступности в среде мигрантов на 10%, в том числе особо тяжких преступлений, а количество депортированных по сравнению с позапрошлым годом увеличилась в два с половиной раза.

Еженедельный мониторинг, проводимый Центром социально-политических исследований и информационных технологий при РГГУ, показывает, что этнические анклавы представляют потенциальную угрозу. Например, в Москве существуют несколько групп киргизов общей численностью до 25‒30 тыс. человек. При необходимости, в случае конфликта, они в течение нескольких часов через мессенджеры могут собрать в любой точке Москвы несколько тысяч человек. За последние два-три года отмечается повышение нетерпимого отношения мигрантов к русскому населению. Каждую неделю в соцсетях они выставляют ролики с проявлениями насилия по отношению к русским.

«Я был во Франции, там точка невозврата пройдена. Из 65 миллионов населения 18 миллионов составляют арабские мигранты. Они компактно селятся в пригородах Сен-Дени, Леона, Марселя. Это люди, которым нечего терять. Они приезжают в Париж, жгут машины и громят магазины, забирают добычу. Если полиция не успела их арестовать, они возвращаются в свои пригороды — и полиция туда уже не заходит,— комментирует ситуацию глава Центра Магомед Омаров. — Чтобы это не повторилось у нас, нужно принимать какие-то кардинальные шаги.

С целью самим разобраться в отношении автохтонов к мигрантам мы отправились в Котельники. На выходе из метро «Котельники» случайная прохожая на вопрос, где тут засилье мигрантов, порекомендовала углубиться в кварталы района. Кварталы как кварталы. Необычно много строительных и промплощадок. На выходе из школы № 2 весело галдели детишки, в пропорции один к одному светленькие и смугленькие. Посторонних в школы у нас не пускают, поэтому пришлось на вахте применить заранее заготовленную легенду: снял квартиру в этом районе, хочу устроить в школу ребенка. Директор оказалась в отпуске, а в канцелярии на вопрос о мигрантах искренне удивились: «А чего же вы хотели!? Это же не Химки! Здесь “Садовод” под боком! У нас полшколы этих мигрантов. Это не они среди нас, это мы среди них живем…»

Рядом со школой молодая мама ждала своего ребенка. К легенде она отнеслась с пониманием и отвечала охотно:

— Мигранты? Так в Котельниках во всех школах так. Если честно, когда мы отдавали ребенка в начальную школу, тоже очень переживали, долго думали, но сейчас я настолько довольна, что мы оказались именно в этой школе: она новая, все для обучения есть. Да, мигранты, может быть, несколько отстают в знаниях, но это никак не мешает развитию остального класса. Отдельных классов для них нет, все вместе сидят.

— Сколько у вас мигрантов в классе?

— Ну, половина, наверное, точно. А кого вы имеете в виду? Армяне, азербайджанцы, мне кажется, уже настолько обрусевшие, что их уже за своих считают. Детей трудовых мигрантов где-то треть. Но конфликтов никаких нет. Мне кажется, они очень спокойные.

Во дворе одного из жилых комплексов попадается сразу три поколения одной семьи: бабушка разговаривает со своей молоденькой дочкой, которая наблюдает за ее внучкой, рассекающей по детской площадке на трехколесном велосипеде. Они так же благожелательно относятся к легенде о снятой здесь квартире и общаются без опаски.

— Говорят, здесь много мигрантов, опасаемся…

— Ой, а что вам мигранты-то сделают? — пожимает плечами бабушка.

— В газетах пишут, что у вас конфликты бывают…

— Так это у всех так. И в деревнях конфликты бывают. И русские бывают еще хуже. Вот мой внук в садике нормально со всеми дружит.

— Мигрантов в районе больше становится или не замечали?

— Да они везде уже. Раньше, когда дочь квартиру снимала в соседнем жилкомплексе, там были одни нерусские — и все было хорошо. Сколько я жила — никаких конфликтов не было. Тебе они мешают? — обращается она к дочери.

— Нет, — рассеяно отвечает мамочка, не отводя глаз от дочери. И вдруг сообщает: — Знаете, я на днях подумала. У нас в районе улицы Новая дома сносят, работают там мигранты. Потом на этом месте новые многоэтажки строят. Строители тоже мигранты. А пока идет строительство, все квартиры уже выкупают — опять мигранты. — Она смотрит прямо сквозь меня и подводит итог: — Так что же, получается, что они тут, в Москве, сносят наши дома и сами себе новое жилье строят? Вы сходите в «красные дома», посмотрите, кто играет на детской площадке.

«Красные» — это стоящие квадратом с двором внутри дома по Второму Покровскому проезду. В уютном дворике гуляют мамочки в хиджабах. Ходят суровые бородатые мужчины восточного вида. Грузные азиатские бабушки собрались и что-то горячо обсуждают на лавочках у подъезда. Увидев идущую по двору молодую женщину, я спрашиваю:

— Скажите, а русскому в этом доме сдадут квартиру?

— Вы что, ненормальный? Здесь не задают таких вопросов, — тихо отвечает она и поспешно уходит.

Смуглые детишки на мини-стадионе азартно гоняют мяч и громко матерятся на правильном русском языке с легким гортанным акцентом…

Пилотная зона «мигрант free»

Период ковида, с его естественным оттоком трудовых мигрантов на малую родину, стал своеобразным Рубиконом, и нужно было только решить, на какой из его берегов выбираться потом — завозить самим, или запрещать им ехать к нам. Именно в этот момент и появился «калужский прецедент».

Чисто географически сложилось так, что Калужская область стала «приемником-накопителем» для трудовых мигрантов, которые мечтали осесть в Москве. Во-первых, они въезжали в Московскую область через Калугу в силу железнодорожной логистики. Во-вторых, в самой области на границах с Южным Подмосковьем было достаточно много промышленных предприятий, куда можно было устроиться работать, — так одним из самых неблагоприятных районов Калужской области стал Обнинск. В-третьих, жизнь и жилье в Калуге дешевле, чем в Москве, и вполне комфортно можно было промышлять «маятниковой миграцией» — жить здесь, а работать там.

С 2007 года область стала участником программы добровольного переселения соотечественников из-за рубежа, благодаря чему в нее въехало более 90 тыс. человек. Изначально это на 80% были носители русского языка и культуры, но к 2021 году число русскоязычных сократилось в пять раз, до 17%. Гражданство России стали в упрощенном порядке получать жители Средней Азии, которые русского языка не знают и к культуре адаптируются плохо. То есть к началу 2020-х годов Калуга столкнулась с засильем трудовых мигрантов во всех сферах экономики и постоянными конфликтами на межэтнической почве.

Проанализировав ситуацию, калужский губернатор Владислав Шапша ввел ряд ограничений. В частности, участие в программе переселения было приостановлено, а с весны прошлого года в области действует запрет на прием иностранных граждан на работу в сфере розничной торговли, предприятий общественного питания и на общественном транспорте, их не принимают в агентствах по подбору персонала.

Усилия по льготному привлечению на вакантные и вновь создаваемые рабочие места местных жителей позволила сократить квоту на привлечение иностранных рабочих с 4000 в 2015 году до 1000 в 2022-м. 80% из них — квалифицированные рабочие. В то же время шло ограничение количества выдаваемых патентов. Подсчитали, что 72% патентов выдаются на неквалифицированные работы (подсобный рабочий, укладчик-упаковщик, грузчик, у которых средний уровень зарплат — 35 тыс. рублей). За прошлый год удалось сократить количество выдаваемых патентов на 34% — сейчас в Калужской области работают порядка 30 тыс. трудовых мигрантов. При этом всего на 31 декабря 2022 года на миграционном и регистрационном учете по месту жительства на территории области находилось 51 185 иностранных граждан и лиц без гражданства.

Министр труда и соцзащиты Калуги Павел Коновалов предложил неожиданное решение. Детские пособия в 2021 году получили 157 тыс. детей области на общую сумму 5,6 млрд рублей. Из них выплаты семьям, получившим гражданство РФ за последние два года, у которых на иждивении состоит 6270 детей, составили 201 млн рублей, или 4% от общей суммы социальной помощи. Кроме того, в 2022 году экстренная и неотложная помощь оказана 19 265 иностранным гражданам на общую сумму 138 млн рублей. Эти расходы можно компенсировать, планомерно повышая стоимость патента в виде ежемесячного платежа. Это позволит уменьшить количество выдаваемых патентов и увеличит поступления в бюджет области на 320 млн рублей.

Впрочем, по этому пути Калуга уже идет: ежемесячная стоимость патента в 2022 году увеличилась на 800 рублей, до 5000, а с начала 2023-го составила уже 6500 рублей. Министр отметил, что это не предел: в некоторых регионах ежемесячный взнос уже составляет до 8000 рублей.

Параллельно областное МВД занялось тотальной зачисткой подведомственных территорий. Выявили 5105 нелегалов, находящихся на территории РФ с нарушением режима пребывания или незаконно работающих. Суды области вынесли 312 решений о выдворении за пределы РФ иностранных граждан (годом ранее — 48). Проведено 118 депортаций из России иностранных граждан, освободившихся из мест заключения, — в их отношении принято решение о нежелательности их пребывания в стране. 30 человек было выдворено в сотрудничестве с УФСБ как представляющих угрозу национальной безопасности. Подготовлено 976 представлений о неразрешении въезда иностранцев в РФ, 634 — о сокращении срока временного пребывания, это в пять раз больше, чем за аналогичный период прошлого года.

Разобравшись с нелегалами, правоохранители на всякий случай усилили профилактику фиктивных браков. В результате в суды отправили 203 материала с признаками фиктивного брака и 11 — по факту фиктивного установления отцовства над детьми, являющимися гражданами РФ. В прошлом году было вынесено 76 решений суда о признании брака недействительным, а 85 пар, где один или оба партнера были иностранцами, на регистрацию не явились вообще. В Многофункциональном миграционном центре ввели видеофиксацию, по которой теперь видно, владеет ли податель документов русским языком. Ожидаемо оказалось, что многие неспособны общаться даже на уровне простых фраз. Показательно, что в Калужской области в этом году с заявлением на признание носителями русского языка обратилось 307 человек, но признали носителями только 139.

В результате принятых правительством Калужской области мер миграционный поток уменьшился с 17 тыс. в 2021 до 4000 в 2022-м. Количество браков упало вдвое — с 1500 до 750. По результатам работы признано, что комплексные меры позволяют стабилизировать миграционную ситуацию и не допускают ухудшения оперативной обстановки. Удалось сократить на 29% (с 615 до 437) число преступлений, совершенных мигрантами. Начальник УМВД РФ по Калужской области Александр Дедов прокомментировал: «Жалоб от предпринимателей на нехватку рабочих рук нам не поступало. Жалуются сами мигранты — те, кому в гражданстве отказали, — и то только благодаря так называемым правозащитникам, которые на этом зарабатывают». Его поддерживает и губернатор Шапша: «У нас на юге области открылся большой промышленный кластер, и там вполне хватает рабочих из Брянской и других соседних областей. Нам нужно развивать внутреннюю трудовую миграцию».

Сегодня Калуга — это привычного вида старый русский город, невысокий, каменный, уютный. На вокзале в «Красном и белом» продавец — юноша славянской национальности рекомендует приезжим купить калужское сливочное масло: «Лучшее в России и лучше, чем белорусское!» Что называется, и снова здравствуй, Родина…

Вход на стройку — только по факту знания русского языка

Опыт Котельников и юга Москвы говорит о том, что неконтролируемая миграция представляет потенциальную опасность конфликта культур. Опыт Калужской области — что влиять на ситуацию можно и нужно, не запрещая процесс, а жестко его контролируя и направляя. Осталось только придумать правила этой игры.

Меры по усилению и систематизации контроля предложил тот же губернатор Калуги Владислав Шапша. Нужно открыть региональным властям базы данных МВД, сейчас закрытые, для оперативного анализа ситуации на местах. Нужно на законодательном уровне закрепить за субъектами федерации право утверждать перечень образовательных организаций, которые имеют право выдавать сертификаты о знании русского языка, истории и основ законодательства. Сегодня организации, которым даны эти права, открывают филиалы, которые никто не контролирует, и выдают сертификаты за деньги — уже есть уголовные дела.

Чтобы прекратить бесконтрольный въезд семей трудовых мигрантов, нужно внести изменения в Закон о гражданстве РФ и установить период для его получения (только) близкими родственниками иностранного гражданина, уже получившего гражданство. Необходима также упрощенная процедура лишения гражданства, если суд признал сертификат не соответствующим действительности или брак — фиктивным. Сегодня это два суда: сначала суд по признанию документов фиктивными и только потом суд по лишению гражданства. Год уходит, чтобы два раза подтвердить одно и то же.

Одновременно с этими контролирующими мерами социологи рекомендуют на федеральном уровне определить, для чего и, следовательно, какие группы мигрантов нужны стране. Сегодня такого понимания нет. В мире есть разные подходы к миграции, организованной и контролируемой самим государством. Некоторые государства проводят сегрегационную политику: например, в Сингапуре мигрантов селят отдельно, в изолированных районах на окраинах городов, за оградой, чтобы они не смешивались с местным населением, и под строгим контролем полиции. Но в демократических странах эту практику назвали «возвратом к апартеиду» и не приветствуют. Правда, практика свободной миграции, или «политика открытых дверей», в Европе и США в 2015‒2016 годах привела, по крайней мере Европу, к серьезному миграционному кризису.

И есть селективный метод организации миграции — когда государство четко понимает, для каких целей ему нужны мигранты и исходя из этого устанавливает правила въезда и получения гражданства. Простой пример — «строительное лобби», выразитель интересов которого вице-премьер РФ Марат Хуснуллин еще два года назад заявил, что только на стройки нужно привлечь порядка пяти миллионов трудовых мигрантов. Но удачный опыт экономической миграции существует.

«Многие страны, считающие миграцию экономически целесообразной, например арабские, именно исходя из этого выстраивают свою миграционную политику. Мигрантам там предоставляется жилье, страхование и медицинское обслуживание. Но запрещено по контракту привозить жен и детей — у него годовой контракт с одним месячным отпуском. Два года отработал, контракт закончился — работодатель покупает билет и сам сажает его в самолет обратно, — говорит Виктория Леденева. — Если лоббисты последние два года говорят, что встали стройки, нужно срочно завозить рабочих, тогда необходимо исследование: в какие регионы, какие специальности и в каком количестве нужны. Но этих подсчетов системно не ведется. И если это временные трудовые ресурсы, то ответственность за их приезд и возвращение обратно должен нести работодатель.

Существующая практика оргнабора рабочих застройщиками в странах исхода — это прекрасная основа для построения системы центров адаптации и интеграции, где перед въездом в страну мигранты несколько месяцев изучают язык и основы истории, культуры и законодательства РФ. Вопрос обсуждается уже полгода, но никак не могут решить, где такие центры строить — здесь или в странах исхода, строить их отдельно или в рамках существующих структур. В 2010 году ФМС уже пыталась сделать это, построили два центра — в Оренбурге и Тамбове. Туда привозили мигрантов, селили в общежития и обучали на курсах один-два месяца. Но идея провалилась: мигранты не хотели терять два месяца, им нужно было поскорее начать работать. Центры закрыли из-за низкой заполняемости. Главная проблема — мотивировать мигрантов послаблениями (ниже налоги, помощь в получении документов) либо жестко закрепить в законодательстве путь в Россию — или через центр, или никак.

Экономический аргумент привел глава СПЧ Валерий Фадеев: «Специалисты по строительству из Санкт-Петербургского университета подсчитали, что производительность труда в жилищном строительстве России в четыре раз ниже, чем в США, и в три раза ниже, чем во Франции. Может, что-то сделать с производительностью труда? Лучше работать, больше платить — зато понадобится меньше рабочих рук. Тогда наши соотечественники будут охотнее идти на стройки — деньги останутся в стране, а не уйдут переводами в Среднюю Азию. Нужно понять: мы организуем приток трудовых ресурсов или массовое переселение народов?»

Существует и другая точки зрения на то, зачем России мигранты. По некоторым оценкам, при сохранении нынешнего уровня рождаемости, чтобы удержать численность населения на уровне 146 млн человек необходимо привлекать в страну от 400 тыс. мигрантов в год на протяжении 80 лет.

Если одним из приоритетов миграционной политики государство избирает решение демографических проблем, то основной акцент делается на иностранных студентов и адаптацию в обществе уже приехавших с семьями детей. В этом случае нужна глубокая интеграция мигрантов с привлечением самих местных жителей: помогать им обустраиваться, обживаться и налаживать социальные связи. Во всех странах молодежь — это самый ценный ресурс: экономический, социальный, демографический. Практика показывает, что развиваются те страны, которые делают ставку на иностранных студентов, — таким путем идут США, где их 15% от общего числа мигрантов. У нас менее 5%.

Не все понимают, зачем все это нужно, рассматривая мигрантов лишь как неквалифицированную рабочую силу: «приехали, отработали на стройках и пусть уезжают обратно». Но тенденция обратная: поработав здесь, чтобы прокормить семью там, люди стремятся получить гражданство и перевезти сюда семью и родственников. Поэтому и нужно выполнять гуманитарную миссию — помогать мигрантам включаться в общество. Но только тем, кто может и хочет принести конкретную пользу новой родине. Печать